Ночью 26 апреля 1986 года произошла самая крупная авария в истории атомной энергетики в мире: был разрушен четвёртый энергоблок Чернобыльской атомной электростанции. В ликвидационных работах приняло участие более 600 тысяч человек. В их числе и житель Сергиева Посада Виталий Чазов. В Чернобыле он пробыл 4 месяца: с мая по август 1988 года.

— Виталий Михайлович, вы помните тот день, когда узнали, что на Чернобыльской АЭС произошла трагедия?

— Почти 40 лет прошло, но для многих, кто участвовал в ликвидационных работах, этот день был как будто вчера. В 1986 году я служил в Курске, возглавлял инженерную службу дивизии. В нашу задачу входило разминирование территории от оставшихся боеприпасов Великой Отечественной войны. Оповещение об аварии на атомной электростанции пришло в тот же день. Вечером нас собрали, объявили повышенную готовность. Мы военные, поэтому у нас сразу была практически вся информация. Гражданское население узнало о трагедии позже. Было понятно, что без вмешательства военных обойтись будет нельзя. Буквально через три дня мы начали готовить пункты приёма личного состава. Принимали у себя ребят на сборном пункте, формировали команды, снабжали их всем необходимым и отвозили в чернобыльскую зону. Как сейчас помню, как шли наши эшелоны. Довозили людей до города Белая Церковь, там людей уже забирали, пересаживали на другой транспорт и отправляли к атомной станции. Вот так два года мы перебрасывали ликвидаторов. Формировались бригады с территории всего Советского Союза.

— Вы отправились на станцию в 1988 году. Прошло два года с момента аварии. Были готовы к поездке? Как отреагировали родные?

— Когда я собирался ехать, был уже построен саркофаг. Но ввиду того, что строился он на скорую руку, в нём стали появляться трещины, радиация вновь начала вырываться наружу. Проводились работы по его укреплению. Мы знали к тому моменту о всех последствиях, которые нас ждут после Чернобыля. Переживали, конечно. Но куда денешься? Родина приказала, мы сказали: «Есть!». Много зависело от собственного настроя. Ещё когда мы формировали бригады на отправку, было видно по некоторым ребятам, как им страшно, что психологически они не работники. Таких старались не отправлять непосредственно в эпицентр, да и вне зоны работы было достаточно. Моя жена была привычна, что я рискую. Практически 10 лет, что мы провели в Курске, я разминировал боеприпасы. Это постоянный риск. Поэтому леденящего страха перед Чернобылем не было. Как и у любого нормального человека, конечно, были мысли: « А что со мной будет через месяц? А как это повлияет на будущее?» Но была задача, и мы её выполняли. Это была интересная боевая работа.

— Как организовывался ваш быт в Чернобыле? Всё же с такой масштабной трагедией мир столкнулся впервые. Были ли какие-то сложности?

— Организация была на высшем уровне. Начиная от быта, заканчивая техническим обеспечением. Личный состав жил в палатках. Штабы и офицеры управления — в щитовых казармах. У каждого батальона была своя столовая и баня. Я возглавлял инженерно-технический батальон. Это порядка 350 человек. В основном мы занимались сносом старых строений, которые на тот момент страшно фонили, подготавливали площадки для техники, которая заходила на ремонт саркофага, собирали и захоранивали заражённую технику. День был расписан по часам. Каждый с вечера знал задачи на следующий день, так называемый план. Работали в две смены. Подъём в 5 утра, завтрак, по машинам и к станции. В 30-километровой зоне от АЭС — зона перегрузки. С чистых машин пересаживались на «грязные», так мы называли заражённые объекты. Первая смена заступала на задачи, и я с ними находился. Задачи две: контроль и радиационная разведка. Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы люди переоблучились. Хотя, конечно, такие случаи за время проведения ликвидационной компании были. По окончании первой смены возвращались обратно. Обед. Забирали вторую смену, и снова в зону. В конце дня обязательно баня. Всякий, кто находился в зоне, обязательно должен был каждый день пройти через хорошие парные.

— Чернобыль называют местом, где остановилось время. Людей эвакуировали, но жизнь полностью не ушла: природе деваться от радиации было некуда. За два года отсутствия людей природа сильно изменилась?

— О том, что вокруг смертельная радиация, свидетельствовали лишь значения дозиметра. Природа цвела. Помню, был како-то праздник, поехали на речку в Припять. Глядим, в ней плавают громадные поросята. Попытались их выловить и сварить, но все они разваливаются в труху. Есть их категорически запрещено. Вся радиация внутри останется, они ею просто перекачены были. В городе картина жуткая: на детских площадках — игрушки, на некоторых балконах бельё висит, сушится. Припять ведь была красивым молодым городом. Эвакуацию организовали быстро. Ничего брать с собой не разрешалось: документы — и по машинам. Так время там и остановилось. Хотя в деревнях многие ведь и остались, продолжили жить. Мы им при случае продукты возили, потом автолавка прошла, уже знали, где, в каком доме, сколько.

Единственный раз, когда Виталий Чазов смог уехать в увольнительную, был выпускной его сына. В июне 1988 Чазова отпустили домой на два дня. После выпускного он вновь вернулся на атомную электростанцию. Допустимую дозу облучения Виталий Чазов получил за 3,5 месяца нахождения в зоне Чернобыльской АЭС. Ещё полмесяца он ездил в «грязную» зону с предельным значением. Ждал замены. Лишь в августе он с чистой совестью вернулся в Курск. В Сергиев Посад он приехал в 1993 году. Работал в том числе и в районной администрации. Сейчас Виталий Чазов находится на заслуженном отдыхе.

Автор: Дарья Леонова

Фото: Дмитрий Зайчиков